Безногий и слепой богатыри

Хранители сказок | Русские народные сказки

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь с царицею; у них был сын Иванцаревич, а смотреть-глядеть за царевичем приставлен был Катома-дядька, дубовая шапка. Царь с царицею достигли древних лет, заболели и не чают уж выздороветь; призывают Ивана-царевича и наказывают:

— Когда мы помрем, ты во всем слушайся и почитай Катому-дядьку, дубовую шапку; станешь слушаться — счастлив будешь, а захочешь быть ослушником — пропадешь как муха.

На другой день царь с царицею померли; Иван-царевич похоронил родителей и стал жить по их наказу: что ни делает, обо всем с дядькой совет держит. Долго ли, коротко ли — дошел царевич до совершенных лет и надумал жениться; приходит к дядьке и говорит ему:

— Катома-дядька, дубовая шапка! Скучно мне одному, хочу ожениться.

— Что же, царевич! За чем дело стало? Лета твои таковы, что пора и о невесте думать; поди в большую палату — там всех царевен, всех королевен портреты собраны, погляди да выбери: какая понравится, за ту и сватайся.

Иван-царевич пошел в большую палату, начал пересматривать портреты, и пришлась ему по мысли королевна Анна Прекрасная — такая красавица, какой во всем свете другой нет! На ее портрете подписано: коли кто задаст ей загадку, а королевна не отгадает, за того пойдет она замуж; а чью загадку отгадает, с того голова долой. Иван-царевич прочитал эту подпись, раскручинился и идет к своему дядьке.

— Был я, — говорит, — в большой палате, высмотрел себе невесту Анну Прекрасную; только не ведаю, можно ли ее высватать?

— Да, царевич! Трудно ее достать; коли один поедешь — ни за что не высватаешь, а возьмешь меня с собой да будешь делать, как я скажу, — может, дело и уладится.

Иван-царевич просит Катому-дядьку, дубовую шапку ехать с ним вместе и дает ему верное слово слушаться его и в горе и в радости.

Вот собрались они в путь-дорогу и поехали сватать Анну Прекрасную королевну. Едут они год, и другой, и третий, и заехали за много земель. Говорит Иван-царевич:

— Едем мы, дядя, столько времени, приближаемся к землям Анны Прекрасной королевны, а не знаем, какую загадку загадывать.

— Еще успеем выдумать!

Едут дальше; Катома-дядька, дубовая шапка глянул на дорогу — на дороге лежит кошелек с деньгами; сейчас его поднял, высыпал оттуда все деньги в свой кошелек и говорит:

— Вот тебе и загадка, Иван-царевич! Как приедешь к королевне, загадай ей такими словами: ехали-де мы путем-дорогою, увидали: на дороге добро лежит, мы добро добром взяли да в свое добро положили! Эту загадку ей в жизнь не разгадать; а всякую другую сейчас узнает — только взглянет в свою волшебную книгу; а как узнает, то и велит отрубить тебе голову. Вот наконец приехал Иван-царевич с дядькою к высокому дворцу, где проживала прекрасная королевна; в ту пору-времечко была она на балконе, увидала приезжих и послала узнать: откуда они и зачем прибыли? Отвечает Иван-царевич:

— Приехал я из такого-то царства, хочу сватать за себя Анну Прекрасную королевну.

Доложили о том королевне; она приказала, чтобы царевич во дворец шел да при всех ее думных князьях и боярах загадку загадывал.

— У меня, — молвила, — такой завет положен: если не отгадаю чьей загадки, за того мне идти замуж, а чью отгадаю — того злой смерти предать!

— Слушай, прекрасная королевна, мою загадку, — говорит Иван-царевич, — ехали мы путем-дорогою, увидали — на дороге добро лежит, мы добро добром взяли да в добро положили.

Анна Прекрасная королевна берет свою волшебную книгу, начала ее пересматривать да отгадки разыскивать; всю книгу перебрала, а толку не добилась. Тут думные князья и бояре присудили королевне выходить замуж за Ивана-царевича; хоть она и не рада, а делать нечего — стала готовиться к свадьбе. Думает сама с собой королевна: как бы время протянуть да жениха отбыть? И вздумала — утрудить его великими службами. Призывает она Ивана-царевича и говорит ему:

— Милый мой Иван-царевич, муж нареченный!

Надо нам к свадьбе изготовиться: сослужи-ка мне службу невеликую: в моем королевстве на таком-то месте стоит большой чугунный столб; перетащи его в дворцовую кухню и сруби в мелкие поленья — повару на дрова.

— Помилуй, королевна! Нешто я приехал сюда дрова рубить? Мое ли это дело! На то у меня слуга есть: Катома-дядька, дубовая шапка. Сейчас призывает царевич дядьку и приказывает ему притащить на кухню чугунный столб и срубить его в мелкие поленья повару на дрова. Катома-дядька пошел на сказанное место, схватил столб в охапку, принес в дворцовую кухню и разбил на мелкие части; четыре чугунных полена взял себе в карман — «для переду годится!»

На другой день говорит королевна Ивану-царевичу:

— Милый мой царевич, нареченный муж! Завтра нам к венцу ехать: я поеду к коляске, а ты верхом на богатырском жеребце; надобно тебе загодя объездить того коня.

— Стану я сам объезжать коня! На то у меня слуга есть.

Призывает Иван-царевич Катому-дядьку, дубовую шапку.

— Ступай, — говорит, — на конюшню, вели конюхам вывести богатырского жеребца, сядь на него и объезди; завтра я на нем к венцу поеду.

Катома-дядька смекнул хитрости королевны, не стал долго разговаривать, пошел на конюшню и велел конюхам вывести богатырского жеребца. Собралось двенадцать конюхов; отперли двенадцать замков, отворили двенадцать дверей и вывели волшебного коня на двенадцати железных цепях. Катома-дядька, дубовая шапка подошел к нему; только успел сесть — волшебный конь от земли отделяется, выше лесу подымается, что повыше лесу стоячего, пониже облака ходячего. Катома крепко сидит, одной рукой за гриву держится, а другой вынимает из кармана чугунное полено и начинает этим поленом промежду ушей коня осаживать. Избил одно полено, взялся за другое, два избил, взялся за третье, три избил, пошло в ход четвертое. И так донял он богатырского жеребца, что не выдержал конь, возговорил человеческим голосом:

— Батюшка Катома! Отпусти хоть живого на белый свет. Что хочешь, то и приказывай: все будет по-твоему!

— Слушай, собачье мясо! — отвечает ему Катомадядька, дубовая шапка. — Завтра поедет на тебе к венцу Иван-царевич. Смотри же: как выведут тебя конюхи на широкий двор да подойдет к тебе царевич и наложит свою руку — ты стой смирно, ухом не пошевели; а как сядет он верхом — ты по самые щетки в землю подайся да иди под ним тяжелым шагом, словно у тебя на спине непомерная тягота накладена.

Богатырский конь выслушал приказ и опустился еле жив на землю. Катома ухватил его за хвост и бросил возле конюшни:

— Эй, кучера и конюхи! Уберите в стойло это собачье мясо.

Дождались другого дня; подошло время к венцу ехать, королевне коляску подали, а Ивану-царевичу богатырского жеребца подвели. Со всех сторон народ сбежался — видимо-невидимо! Вышли из палат белокаменных жених с невестою; королевна села в коляску и дожидается: что-то будет с Иваном-царевичем? Волшебный конь разнесет его кудри по ветру, размечет его кости по чисту полю. Подходит Иван-царевич к жеребцу, накладывает руку на спину, ногу в стремено — жеребец стоит словно вкопанный, ухом не шевельнет! Сел царевич верхом — волшебный конь по щетки в землю ушел; сняли с него двенадцать цепей — стал конь выступать ровным тяжелым шагом, а с самого пот градом так и катится.

— Экий богатырь! Экая сила непомерная! — говорит народ, глядя на царевича.

Перевенчали жениха с невестою; стали они выходить из церкви, взяли друг дружку за руки. Вздумалось королевне еще раз попытать силу Ивана-царевича, сжала ему руку так сильно, что он не смог выдержать: кровь в лицо кинулась, глаза под лоб ушли. «Так ты этакий-то богатырь, — думает королевна, — славно же твой дядька меня опутал… только даром вам это не пройдет!»

Живет Анна Прекрасная королевна с Иваном-царевичем как подобает жене с богоданным мужем, всячески его словами улещает, а сама одно мыслит: каким бы то способом извести Катому-дядьку, дубовую шапку; с царевичем без дядьки нетрудно управиться! Сколько ни вымышляла она всяких наговоров, Иванцаревич не поддавался на ее речи, все сожалел своего дядьку. Через год времени говорит он своей жене:

— Любезная моя супружница, прекрасная королевна! Желается мне ехать вместе с тобой в свое государство.

— Пожалуй, поедем; мне самой давно хочется увидать твое государство.

Вот собрались и поехали; дядьку Катому за кучера посадили. Ехали-ехали; Иван-царевич заснул дорогою. Вдруг Анна Прекрасная королевна стала его будить да жалобу приносить:

— Послушай, царевич, ты все спишь — ничего не слышишь! А твой дядька совсем меня не слушает, нарочно правит лошадей на кочки да рытвины — словно извести нас собирается; стала я ему добром говорить, а он надо мной насмехается. Жить не хочу, коли его не накажешь!

Иван-царевич крепко спросонок рассердился на своего дядьку и отдал его на всю волю королевнину:

— Делай с ним, что сама знаешь!

Королевна приказала отрубить его ноги.

Катома дался ей на поругание. «Пусть, — думает, — пострадаю; да и царевич узнает — каково горе мыкать!»

Отрубили Катоме-дядьке обе ноги. Глянула королевна кругом и увидала: стоит в стороне высокий пень; позвала слуг и приказала посадить его на этот пень, а Ивана-царевича привязала на веревке к коляске, повернула назад и поехала в свое королевство. Катомадядька, дубовая шапка на пне сидит, горькими слезами плачет.

— Прощай, — говорит, — Иван-царевич! Вспомнишь и меня.

А Иван-царевич вприпрыжку за коляскою бежит; сам знает, что маху дал, да воротить нельзя. Приехала королевна Анна Прекрасная в свое государство и заставила Ивана-царевича коров пасти. Каждый день поутру ходит он со стадом в чистое поле, а вечером назад на королевский двор гонит; в то время королевна на балконе сидит и поверяет: все ли счетом коровы? Пересчитает и велит их царевичу в сарай загонять да последнюю корову под хвост целовать; эта корова так уж и знает — дойдет до ворот, остановится и хвост подымет…

Катома-дядька сидит на пне день, и другой, и третий не пивши, не евши; слезть никак не может, приходится помирать голодною смертию.

Невдалеке от этого места был густой лес; в том лесу проживал слепой сильномогучий богатырь; только тем и кормился, что как услышит по духу, что мимо его какой, зверь пробежал: заяц, лиса ли, медведь ли — сейчас за ним в погоню; поймает — и обед готов! Был богатырь на ногу скор, и ни одному зверю прыскучему не удавалось убежать от него. Вот и случилось так: проскользнула мимо лиса; богатырь услыхал да вслед за нею; она добежала до того высокого пня и дала колено в сторону, а слепой богатырь поторопился да с разбегу как ударился лбом о пень — так с корнем его и выворотил.

Катома свалился на землю и спрашивает:

— Ты кто таков?

— Я — слепой богатырь, живу в лесу тридцать лет, только тем и кормлюсь, коли какого зверя поймаю да на костре зажарю; а то б давно помер голодною смертию!

— Неужели ж ты отроду слепой?

— Нет, не отроду; а мне выколола глаза Анна Прекрасная королевна.

— Ну, брат, — говорит Катома-дядька, дубовая шапка, — и я через нее без ног остался: обе отрубила проклятая!

Разговорились богатыри промеж собой и согласились вместе жить, вместе хлеб добывать. Слепой говорит безногому:

— Садись на меня да сказывай дорогу; я послужу тебе своими ногами, а ты мне своими глазами. Взял он безногого и понес на себе, а Катома сидит, по сторонам поглядывает да знай покрикивает:

— Направо! Налево! Прямо!.. Жили они этак некоторое время в лесу и ловили себе на обед и зайцев, и лисиц, и медведей. Говорит раз безногий:

— Неужели ж нам весь век без людей прожить? Слышал я, что в таком-то городе живет богатый купец с дочкою, и та купеческая дочь куда как милостива к убогим и увечным! Сама всем милостыню подает. Увезем-ка, брат, ее! Пусть у нас за хозяйку живет. Слепой взял тележку, посадил в нее безногого и повез в город, прямо к богатому купцу на двор; увидала их из окна купеческая дочь, тотчас вскочила и пошла оделять их милостынею. Подошла к безногому:

— Прими, убоженький, Христа ради!

Стал он принимать подаяние, ухватил ее за руки да в тележку, закричал на слепого — тот побежал так скоро, что на лошадях не поймать! Купец послал погоню — нет, не догнали. Богатыри привезли купеческую дочь в свою лесную избушку и говорят ей:

— Будь нам заместо родной сестры, живи у нас, хозяйничай; а то нам, увечным, некому обеда сварить, рубашек помыть. Бог тебя за это не оставит!

Осталась с ними купеческая дочь; богатыри ее почитали, любили, за родную сестру признавали; сами они то и дело на охоте, а названая сестра завсегда дома: всем хозяйством заправляет, обед готовит, белье моет.

Вот и повадилась к ним в избушку ходить баба-яга — костяная нога и сосать у красной девицы, купеческой дочери, белые груди. Только богатыри на охоту уйдут, а баба-яга тут как тут! Долго ли, коротко ли — спала с лица красная девица, похудела-захирела; слепой ничего не видит, а Катома-дядька, дубовая шапка замечает, что дело неладно; сказал про то слепому, и пристали они вдвоем к своей названой сестрице, начали допрашивать, а баба-яга ей накрепко запретила признаваться. Долго боялась она поверить им свое горе, долго крепилась, да наконец братья ее уговорили, и она все дочиста рассказала:

— Всякий раз, как уйдете вы на охоту, тотчас является в избушку древняя старуха — лицо злющее, волоса длинные, седые — и заставляет меня в голове ей искать, а сама сосет мои груди белые.

— А, — говорит слепой, — это — баба-яга; погоди же, надо с ней по-своему разделаться! Завтра мы не пойдем на охоту, а постараемся залучить ее да поймать…

Утром на другой день богатыри не идут на охоту.

— Ну, дядя безногий, — говорит слепой, — полезай ты под лавку, смирненько сиди, а я пойду на двор — под окном стану. А ты, сестрица, как придет баба-яга, садись вот здесь, у этого окна, в голове-то у ней ищи да потихоньку пряди, волос отделяй да за оконницу на двор пропускай; я ее за седые-то космы и сграбастаю!

Сказано-сделано. Ухватил слепой бабу-ягу за седые космы и кричит:

— Эй, дядя Катома! Вылезай-ка из-под лавки да придержи ехидную бабу, пока я в избу войду. Баба-яга услыхала беду, хочет вскочить, голову приподнять — куда тебе, нет совсем ходу! Рвалась-рвалась — ничего не пособляет! А тут вылез из-под лавки дядя Катома, навалился на нее словно каменная гора, принялся душить бабу-ягу, ажио небо с овчинку ей показалось! Вскочил в избушку слепой, говорит безногому:

— Надо нам теперь развести большой костер, сжечь ее, проклятую, на огне, а пепел по ветру пустить!

Взмолилась баба-яга:

— Батюшки, голубчики! Просите… что угодно, все вам сделаю!

— Хорошо, старая ведьма! — сказали богатыри. — Покажи-ка нам колодезь с целющей и живущей водою.

— Только не бейте, сейчас «окажу!

Вот Катома-дядька, дубовая шапка сел на слепого; слепой взял бабу-ягу за косы; баба-яга повела их в лесную трущобу, привела к колодезю и говорит:

— Это и есть целющая и живущая вода!

— Смотри, дядя Катома, — вымолвил слепой, — не давай маху; коли она теперь обманет — ввек не поправимся!

Катома-дядька, дубовая шапка сломил с дерева зеленую ветку и бросил в колодезь: не успела ветка до воды долететь, как уж вся огнем вспыхнула!

— Э, да ты еще на обман пошла!

Принялись богатыри душить бабу-ягу, хотят кинуть ее, проклятую, в огненный колодезь. Пуще прежнего взмолилась баба-яга, дает клятву великую, что теперь не станет хитрить:

— Право-слово, доведу до хорошей воды. Согласились богатыри попытать еще раз, и привела их баба-яга к другому колодезю. Дядька Катома отломил от дерева сухой сучок и бросил в колодезь: не успел тот сучок до воды долететь, как уж ростки пустил, зазеленел и расцвел.

— Ну, это вода хорошая! — сказал Катома. Слепой помочил ею свои глаза — и вмиг прозрел; опустил безногого в воду — и выросли у него ноги. Оба обрадовались и говорят меж собой:

— Вот когда мы поправимся! Все свое воротим, только наперед надо с бабой-ягой порешить; коли нам ее теперь простить, так самим добра не видать — она всю жизнь будет зло мыслить!

Воротились они к огненному колодезю и бросили туда бабу-ягу: так она и сгинула!

После того Катома-дядька, дубовая шапка женился на купеческой дочери, и все трое отправились они в королевство Анны Прекрасной выручать Ивана-царевича.

Стали подходить к столичному городу, смотрят: Иван-царевич гонит стадо коров.

— Стой, пастух! — говорит Катома-дядька. — Куда ты этих коров гонишь?

Отвечает ему царевич:

— На королевский двор гоню; королевна всякий раз сама поверяет, все ли коровы.

— Ну-ка, пастух, на тебе мою одежду, надевай на себя, а я твою надену и коров погоню.

— Нет, брат, этого нельзя сделать; коли королевна уведает — беда мне будет!

— Не бойся, — ничего не будет! В том тебе порука Катома-дядька, дубовая шапка!

Иван-царевич вздохнул и говорит:

— Эх, добрый человек! Если бы жив был Катомадядька, я бы не пас в поле этих коров.

Тут Катома-дядька, дубовая шапка сознался ему, кто он таков есть; Иван-царевич обнял его крепко и залился слезами:

— Не чаял и видеть тебя!

Поменялись они своими одежами; погнал дядька коров на королевский двор. Анна Прекрасная вышла на балкон, поверила, все ли коровы счетом, и приказала загонять их в сарай.

Вот все коровы в сарай вошли, только последняя у ворот остановилась и хвост оттопырила. Катома подскочил:

— Ты чего, собачье мясо, дожидаешься? — схватил ее за хвост, дернул, так и стащил шкуру! Королевна увидала и кричит громким голосом:

— Что это мерзавец пастух делает? Взять его и привесть ко мне!

Тут слуги подхватили Катому и потащили во дворец; он идет — не отговаривается, на себя надеется. Привели его к королевне; она взглянула и спрашивает:

— Ты кто таков? Откуда явился?

— А я тот самый, которому ты ноги отрубила да на пень посадила; зовут меня Катома-дядька, дубовая шапка!

«Ну, — думает королевна, — когда он ноги свои воротил, то с ним мудрить больше нечего!» — и стала у него и у царевича просить прощения; покаялась во своих грехах и дала клятву вечно Ивана-царевича любить и во всем слушаться. Иван-царевич ее простил и начал жить с нею в тишине и согласии; при них остался слепой богатырь, а Катома-дядька уехал с своею женою к богатому купцу и поселился в его доме.

Хранители сказок | Русские народные сказки

Альтернативный текст:

Безногий и слепой богатыри — Русская народная сказка в обработке Афанасьева А.Н.