Мужик и орел

Хранители сказок | Сказки Толстого Алексея Николаевича

Русская народная сказка

В старопрежние годы в некоем царстве мышь уговорилась с воробьем вместе в одной норе жить, в одну нору корм носить – про зиму в запас.

Вот и стал воробей воровать: благо есть куда прятать. Много натаскал в мышиную нору всякого зерна. Да и мышь не зевает: что ни найдет – туда же несет.

Знатный запас снарядили на глухое зимнее времечко. «Заживу теперь припеваючи», – думает воробей, а он, сердечный, порядком-таки приустал на воровстве.

Пришла зима, а мышь воробья в нору не пускает, знай его гонит, – все перья на нем выщипала. Трудно стало воробью зиму маячить: и солодно и холодно. – Постой же, мышь, я на тебя управу найду. И пошел воробей к птичьему царю на мышь жаловаться:

– Царь-государь, не вели казнить, вели слово вымолвить. Был у нас с мышью уговор, вместе в одной норе жить, про зиму корм запасать. А как пришла зима, не пускает меня мышь к себе, да еще в насмешку все перья мои повыдергала. Заступись за меня, царь-государь, чтобы не помереть мне с детишками напрасной смертью. Отвечает птичий царь воробью: – Ладно, я это дело разберу.

И полетел птичий царь к звериному царю, рассказал ему, как мышь над воробьем надругалась:

– Прикажи, любезный государь, твоей мыши моему воробью за бесчестье сполна заплатить. Звериный царь говорит: – Позвать ко мне мышь.

Мышь явилась, прикинулась такой смиренницей, такие лясы развела, – воробей стал кругом виноват:

– Никакого уговору у нас не было, а хотел воробей насилком в моей норе жить, а как стала его не пускать, он в драку полез, думала, что уж и смерть моя пришла. Звериный царь говорит птичьему царю:

– Ну, любезный государь, мышь моя кругом чиста, воробей твой сам виноват.

– Коли так, – отвечает птичий царь звериному царю, – давай воевать, вели своему войску выходить в чистое поле, там у нас будет расчет. – Хорошо, будем воевать.

На другой день чуть свет собралось в чистом поле войско звериное, собралось войско птичье. Начался страшный бой. Куда силен звериный народ! Кого ногтем, кого зубом цапнет – глядишь, и дух вон. Да и птицы не поддаются, – завалили все поле трупами звериными.

В том бою ранили орла. Попытался было он подняться ввысь – только и смог, что взлетел на сосну и уселся на верхушке. Окончилась битва, звери разбрелись по берлогам, по норам, птицы разлетелись по гнездам, а он, горемычный, сидит на сосне, пригорюнился.

В ту пору по лесу шел мужик с ружьем. Видит – орел сидит. «Дай, думает, убью его». Только прицелился, вдруг орел говорит ему человеческим голосом:

– Не бей меня, добрый человек, возьми-ка лучше к себе да корми меня три года, – соберусь с силами, я тебе добром заплачу.

Не поверил ему мужик, – какого добра ждать от орла? – и прицелился в другой раз… Опять орел просит его не губить… Прицелился мужик в третий раз, и в третий раз взмолился орел:

– Не бей меня, добрый человек, возьми лучше к себе, корми меня три года, я тебе добром заплачу.

Сжалился мужик над орлом, влез на сосну, взял орла, посадил к себе на руку и принес домой. Орел ему говорит:

– Возьми острый нож да ступай в чистое поле, там у нас был страшный бой, много набито всякого зверья, будет тебе пожива немалая.

Взял мужик острый нож, пошел в чистое поле, а там всякого зверья понабито – видимо-невидимо, одним куницам да лисицам счету нет. Мужик поснимал с них шкуры, свез шкуры в город и продал не дешево. На те деньги накупил хлеба, насыпал три больших закрома, – на три года хватит.

И стал он орла кормить. Прошел год. Один закром опустел. Орел и говорит мужику: – Неси меня в поле на то место, где стоят высокие дубы.

Мужик принес его в поле к высоким дубам. Орел поднялся высоко и с разлету ударился грудью в одно дерево: дуб раскололся надвое.

– Нет, – говорит орел, – не собрался я с прежней силой, корми меня еще год.

Проходит еще один год. Велит орел нести его к высоким дубам. На этот раз взвился под самое облако, с разлету ударил в дерево грудью: раскололся дуб на мелкие части. – Нет, не собрался я еще с прежней силою, корми меня третий год.

Вот, как прошло три года, опустело три закрома хлеба, орел велит опять нести его к высоким дубам. Взвился на этот раз выше облака да вихрем ударил сверху грудью в самый большой дуб, – расшиб его в щепы от верхушки до корня, – ажио лес кругом зашатался.

– Теперь вся моя старая сила со мной, спасибо тебе, добрый человек, что кормил меня три года. Садись ко мне на крылья, понесу тебя на свою сторону, расплачусь с тобой за добро.

Мужик сел ему на крылья, полетел орел по поднебесью к морю-океану, забрался высоко-высоко и спрашивает: – Посмотри на синее море, велико ли? – Да с колесо, – отвечает мужик.

Орел встрепенулся и сбросил его вниз, да не допустил до воды, подхватил на крылья, поднялся еще выше и спрашивает: – Посмотри – велико ли синее море? – Да с куриное яйцо.

Орел встрепенулся и сбросил мужика, и опять не допустил его до воды, подхватил на крылья и забрал на этот раз в самую высоту: – Посмотри – велико ли синее море? – С маковое зернышко.

В третий раз сбросил орел мужика в море, тот летел, летел до самой воды, и опять орел подхватил его на крылья и спрашивает: – Что, добрый человек, опознал ты теперь – каков смертный страх? А мужик-то чуть жив от страха. – Спознал, – говорит…

– Таково-то и мне было сладко, когда ты в меня три раза из ружья целил.

Полетел орел с мужиком за море в тридевятое царство и тридевятое государство и говорит:

– Прилетим мы к моей старшей сестре. Станет она тебе давать много золота, серебра и каменья самоцветного, ты ничего не бери, проси только медный ларчик с медным ключиком.

Долго ли, коротко ли, прилетают они в медное царство. Выбегает к ним старшая сестра, – стала брата целовать, миловать, к сердцу прижимать. – Чем тебя угощать, чем тебя потчевать, братец любезный?

– Не меня угощай, не меня потчуй, – отвечает ей орел, – угощай этого доброго человека, – он меня три года поил, кормил, от смерти выходил. Орлова сестра мужика угостила, употчевала и повела в кладовые: – Бери, чего душа хочет, – злато, серебро, каменье самоцветное… Мужик ей отвечает: – Не надо мне ничего, дай мне медный ларчик с медным ключиком. Тут Орлова сестра рассердилась: – Не жирно ли тебе будет, этот ларчик для меня самой стоит дорого. Орел не стал долго толковать с ней, посадил мужика на крылья и полетел в серебряное царство к своей средней сестре. По дороге наказывал:

– Будет она тебе давать золото, серебро, каменья самоцветные, ты ничего не бери, а проси у нее серебряный ларчик с серебряным ключиком.

Ну и здесь, у средней сестры, случилось то же самое. Орел не стал долго толковать, полетел с мужиком в золотое царство к своей младшей сестре, по дороге наказывал: – Проси у нее золотой ларчик с золотым ключиком.

Прилетают они в золотое царство, выбегает навстречу младшая сестра, стала брата встречать-целовать, миловать, крепко к сердцу прижимать.

– Братец родимый, откуда ты взялся? Где три года пропадал, долго в гостях не бывал? Чем велишь себя угощать, чем потчевать?

– Не меня угощай, не меня потчуй, угощай этого доброго человека, – он меня три года поил, кормил, от смерти выходил.

Посадила она мужика за столы дубовые, за скатерти браные, угостила, употчевала и повела в кладовые, – дарит его златом, серебром, каменьями самоцветными: – Бери, чего душа хочет. Мужик ей говорит: – Не надо мне ничего, дай мне золотой ларчик с золотым ключиком… Орлова сестра ему отвечает:

– Ради брата родного мне ничего не жалко. Бери себе на счастье. – И подает ему золотой ларчик с золотым ключиком.

Вот мужик пожил, попировал в золотом царстве, пришло рремя расставаться.

– Прощай, – говорит ему орел, – не поминай лихом. Да смотри, не отмыкай ларчика, покуда домой не воротишься.

Пошел мужик домой. Долго ли, коротко ли, шел он, шел, приустал и захотелось ему отдохнуть. Сел на берегу синего моря, и взяло его раздумье:

«Зачем орел не велел открывать ларчика? А что, если в ларчике-то пусто? Бывало из-за чего хлопотать!»

Смотрел он, смотрел на золотой ларчик, крепился, крепился, – взял его и открыл.

Батюшки-светы! И полезли оттуда быки да коровы, овцы да бараны, да табун лошадей; вышел оттуда широкий двор с хоромами, и амбарами, и сараями; зашумел зеленый сад; выскочили слуги многие: «Что угодно, что надобно?..»

Как увидел это мужик – и затужил, взгоревал, начал плакать, приговаривать:

– Что я наделал, зачем орла не послушал, как все это назад в ларчик соберу?

Вдруг видит он – вышел из синего моря старый человек, подходит к нему и спрашивает: – Чего ты, мужик, горько плачешь?

– Как же мне не плакать! Кто мне будет собирать эдакое стадо великое да все добро в маленький ларчик? Старый человек говорит ему:

– Пожалуй, я помогу твоему горю, соберу тебе всю скотину, все твое добро, но только с уговором: отдай мне то, чего дома не знаешь. Задумался мужик: «Чего бы я дома не знал? Кажись, все знаю». Подумал и согласился. – Собери, – говорит, – все, отдам тебе – чего дома не знаю.

Старый человек собрал ему в ларчик всех быков и коров, овец да баранов, табун лошадей, широкий двор с хоромами, амбарами и сараями и слуг многих. Мужик взял ларчик и пошел восвояси. Долго ли, коротко ли, приходит он домой, – встречает его жена: – Здравствуй, свет, где был-пропадал? – Ну, где был-пропадал, – там меня и нет теперь. – А у нас радость, без тебя у нас сынок родился.

И несет жена ему младенца. Тут только спохватился мужик – чего обещал старому человеку, который из моря выходил. Крепко мужик приуныл и рассказал жене про все, что с ним было. Погоревали они, поплакали, – да не век же горевать? Пошел мужик на задний двор, открыл золотой ларчик, и полезли оттуда быки да коровы, овцы да бараны, да табун лошадей; вышел широкий двор с хоромами, амбарами, сараями да погребами; зашумел зеленый сад. И стали мужик с женой жить-поживать, добра наживать да сына – Ванюшу – растить… Иван растет не по дням, по часам, словно тесто в опаре всходит; и вырос большой, умный, пригожий, – молодец молодцом.

Раз мужик пошел косить сено. Вдруг выходит из речки старый человек и говорит ему: – Скоро же ты забывчив стал. Вспомни, ведь за тобой должок. Воротился мужик домой, сидят они с женой и плачут. Иван спрашивает: – Батюшка, матушка, о чем вы плачете?

– Как же нам не плакать, – смотрим на тебя, Ванюша, – не на счастье, а на беду ты зародился.

И тут мужик рассказал ему, какой у него со старым человеком был уговор. Иван отвечает: – Ну что же, обещанного назад не воротишь, значит, моя судьба такая. Попросил Иван у отца с матерью благословеньица и собрался в путь-дорогу.

Идет он дорогою, идет широкою, идет полями чистыми, лугами зелеными и приходит в дремучий лес. В лесу стоит избушка на курьей ножке, об одном окошке. Иван думает: «Дай зайду», – и зашел в избушку. А там сидит баба-яга, теребит кудель, увидала его и спрашивает: – Что, добрый молодец, долю пытаешь или от дела лытаешь? Иван ей отвечает:

– А ты, бабушка, сначала напои, накорми дорожного человека, а потом уж и спрашивай.

Баба-яга поставила на стол напитки и наедки разные, напоила, накормила, и он ей рассказал все без утайки, – куда и зачем идет.

– Счастье твое, дитятко, – говорит ему баба-яга, – что ты ко мне прежде зашел, а то не бывать бы тебе живому. Старый человек, кому ты обещан, – грозный морской царь, он на тебя давно сердит. Послушай меня, – иди на берег моря, прилетят туда двенадцать серых утиц – дочери морского царя, ударятся об землю, обернутся красными девицами и станут купаться. Ты схвати сорочку у младшей царевны и не отдавай, покуда она за тебя замуж не согласится пойти. Тогда все будет хорошо.

Иван поблагодарил бабу-ягу и пошел, куда она ему сказала… Шел он дорогою, шел он широкою, шел полями чистыми, степями раздольными и приходит к синему морю. Сел за кустом и дожидается.

Прилетают двенадцать серых утиц, ударились о сырую землю и обернулись красными девицами, все до единой красоты несказанной. Поскидали платья и стали купаться: играют, плещутся, песни поют.

Иван вспомнил, что наказывала ему баба-яга, подкрался и унес сорочку у самой младшей царевны…

Хранители сказок | Сказки Толстой Алексей Николаевич