Иван Годинович

Русские былины. Былины о русских богатырях.

Во стольном во городе во Киеве

У ласкова осударь князя Владимира

Вечеренка была,

На пиру у него сидели честные вдовы.

Пригодился тут Иван Годинович,

И проговорит ему Стольнокиевский

Владимир князь: «Гой еси, Иван ты Годинович!

А зачем ты, Иванушка, не женишься?»

Отвечает Иван сын Годинович:

«Рад бы, осударь, женился, да негде взять;

Где охота брать – за меня не дают,

А где то подают – ту я сам не беру».

А проговорит ласковый Владимир князь.

«Гой еси, Иван сын Годинович!

А садися ты, Иван, на ременчат стул,

Пиши ерлыки скорописчаты».

А садился тотчас Иван на ременчат стул,

Написал ерлык скорописчатый

А о добром деле – о сватанье,

К славному городу Чернигову,

К Дмитрию, гостю богатому.

Написал он ерлык скорописчатый,

А Владимир князь ему руку приложил:

«А не ты, Иван, поедешь свататься,

Сватаюсь я де, Владимир князь».

А скоро де Иван снаряжается,

А скоря того поездку чинит

Ко ‹славному› городу Чернигову.

Два девяноста то мерных верст

Переехал Иванушка в два часа.

Стал он, Иван, на гостином дворе,

Скочил он, Иван, со добра коня.

Привязавши коня к дубову столбу,

Походил во гридню во светлую,

Спасову образу молится,

Он Дмитрию гостю кланяется,

Положил ерлык скорописчатый на круглый стол.

Дмитрий гость распечатывает,

‹Распечатывает› и рассматривает,

Просматривает и прочитывает:

«Глупый Иван, неразумный Иван!

Где ты, Иванушка, перво был?

Ноне Настасья просватана,

Душа Дмитревна запоручена

В дальну землю Загорскую,

За царя Афромея Афромеевича.

За царя отдать – ей царицею слыть,

Панове все поклонятся,

Пановя и улановя,

А немецких языков счету нет;

За тебя, Иван, отдать – холопкой слыть,

Избы мести, заходы скрести».

Тут Иванушку за беду стало,

Схватя ерлык, Иван да и вон побежал.

Садился Иван на добра коня,

Побежал он ко городу Киеву.

Скоро Иван на двор прибежал,

И приходит он во светлу гридню,

Ко великому князю Владимиру,

Спасову образу молится,

А Владимиру князю кланяется.

Вельми он, Иван, закручинился,

Стал его Владимир князь спрашивати,

А стал Иван рассказывати:

«Был я у Митрия во дому,

Положил ерлык на круглый стол,

Дмитрий гость не задерживал меня в том,

Скоро ерлыки прочитывал

И говорил таковы слова:

«Глупый ты де Иван, неразумный Иван!

Где ты, Иванушка, перво был?

Ноне Настасья просватана

В дальну землю Загорскую,

За царя Афромея Афромеевича.

За царя де ее отдать – царицею слыть,

Панове все поклонятся,

Панове все и улановья,

А немецких языков счету нет;

За тебя де, Иван, отдать – холопкой слыть,

Избы мести да заходы скрести».

Тут ему, князю, за беду стало,

Рвет на главе черны кудри свои,

Бросает их о кирпичет пол:

«Гой еси, Иван Годинович!

Возьми ты у меня, князя, сто человек

Русских могучих богатырей,

У княгини ты бери другое сто,

У себя, Иван, третье сто,

Поезжай ты о добром деле – о сватанье;

Честью не даст, – ты и силою бери!»

Скоро молодцы те собираются,

А скоря того поездку чинят.

Поехали к городу Чернигову;

А и только переехали быстрого Непра –

Выпала пороха снегу белого.

По той по порохе, по белу снегу,

И лежат три следа звериные:

Первой след гнедого тура,

А другой след лютого зверя,

А третей след дикого вепря.

Стал он, Иван, разъясачивати:

Послал он за гнедым туром сто человек

И велел поймать его бережно,

Без той раны кровавыя;

И за лютым зверем послал другое сто

И велел изымать его бережно,

Без той раны кровавыя;

И за диким вепрем послал третье сто,

А велел изымать его бережно,

Без тоя раны кровавыя,

И привесть их во стольный Киев град

Ко великому князю Владимиру.

А сам он, Иван, поехал единой во Чернигов град,

И будет Иван во Чернигове,

А у Дмитрия, гостя богатого,

Скачет Иван середи двора,

Привязал коня к дубову столбу,

Походил он во гридню светлую,

К Дмитрию, гостю богатому;

Спасову образу молится,

Дмитрию гостю не кланяется;

Походил за занавесу белую

Он к душке Настасье Дмитревне.

А тут у Дмитрия, гостя богатого,

Сидят мурзы улановья,

По нашему, сибирскому, – дружки слывут.

Привезли они платьице цветное,

Что на душку Настасью Дмитревну,

Платья того на сто тысячей,

От царя Афромея Афромевича;

А сам царь Афромей Афромеевич

Он от Чернигова в трех верстах стоит,

А силы с ним три тысячи.

Молоды Иванушка Годинович

Он из за занавесу белого

Душку Настасью Дмитревну

Взял за руку за белую,

Потащил он Настасью, лишь туфли звенят.

Что взговорит ему Дмитрий гость:

«Гой еси ты, Иванушка Годинович!

Суженое пересуживаешь,

Ряженое переряживаешь;

Можно тебе взять не гордостью,

Веселым пирком свадебкой!»

Только Иван слово выговорил:

«Гой еси ты, славный Дмитрий гость!

Добром мы у тебя сваталися,

А сватался Владимир князь;

Не мог ты честью мне отдать,

Ноне беру – и не кланяюсь!»

Вытащил ее середи двора,

Посадил на добра коня

И сам метался в седелечко черкесское.

Некому бежать во Чернигов град

За молодым Иванушком Годиновичем;

Переехал он, Иван, девяносто верст,

Поставил он, Иван, тут свой бел шатер,

Развернул ковры сорочинские,

Постлал потнички бумажные,

Изволил он, Иван, с Настасьею опочив держать.

Донеслась скоро вестка нерадошна

Царю Афромею Афромевичу;

А приехали мурзы улановья,

Телячьим языком рассказывают:

«Из славного де города из Киева

Прибежал удал молодец,

Увез твою противницу Настасью Дмитревну».

Царь Афромей Афромеевич

Скоро он вражбу чинил:

Обвернется гнедым туром,

Чистые поля туром перескакал,

Темные лесы соболем пробежал,

Быстрые реки соколом перлетал,

Скоро он стал у бела шатра.

А и тут царь Афромей Афромеевич

Закричал заревел зычным голосом:

«Гой еси, Иванушка Годинович!

А и ты суженое пересуживаешь,

Ряженое переряживаешь;

Почто увез ты Настасью Дмитревну?»

А скоро Иван выходит из бела шатра,

Говорил тут Иванушка Годинович:

«Гой еси, царь Афромей Афромеевич!

Станем мы с тобою боротися о большине,

Что кому наша Настасья достанется».

И схватилися они тут боротися;

Что де ему, царю, делати

Со молодым Иваном Годиновичем!

Согнет он царя корчагою,

Опустил он о сыру землю;

Царь Афромей Афромеевич

Лежит на земли, свету не видит.

Молоды Иван Годинович

Он ушел за кустик мочитися,

Царь Афромей едва пропищал:

«Думай ты, Настасья, не продумайся!

За царем, за мною, быть – царицею слыть,

Панове все поклонятся, Пановя все, улановя,

А немецких языков счету нет;

За Иваном быть – холопкой слыть,

А избы мести, заходы скрести».

Приходит Иван ко белу шатру,

Напустился с ним опять боротися,

Схватилися они руками боротися,

Душка Настасья Дмитревна

Изымала Ивана Годиновича за ноги,

Тут его двое и осилили.

Царь Афромей на грудях сидит,

Говорит таково слово: «А и нет чингалища булатного,

Нечем пороть груди белые».

Только лишь царь слово выговорил:

«Гой еси ты, Настасья Дмитревна!

Подай чембур от добра коня».

И связали Ивана руки белые,

Привязали его ко сыру дубу.

Царь Афромей в шатер пошел,

Стал с Настасьею поигрывати,

А назолу дает ему, молоду Ивану Годиновичу.

По его было талану добра молодца,

А и молода Ивана Годиновича,

Первая высылка из Киева бежит –

Ровно сто человек;

Прибежали ко тому белу шатру,

Будто зайца в кусте изъехали:

Спиря скочил – тот поспиривает,

Сема прибежал – тот посемывает;

Которы молодцы они поглавнея,

Срезали чомбуры шелковые,

Молода Ивана Годиновича опростовали.

Говорил тут Иванушка Годинович:

«А и гой вы еси, дружина хоробрая!

Их то, царей, не бьют, не казнят,

Не бьют, не казнят и не вешают!

Повозите его ко городу ко Киеву,

Ко великому князю Владимиру».

А и тут три высылки все сбиралися,

Нарядили царя в платье цветное,

Повезли его до князя Владимира.

И будут в городе Киеве,

Рассказали тут удалы добры молодцы

Великому князю Владимиру

Про царя Афромея Афромеевича.

И Владимир князь со княгинею

Встречает его честно, хвально и радошно,

Посадил его за столы дубовые.

Тут у князя стол пошел

Для царя Афромея Афромеевича.

Молоды Иванушка Годинович

Остался он во белом шатре,

Стал он, Иван, жену свою учить,

Он душку Настасью Дмитревну:

Он перво ученье то – руку ей отсек,

Сам приговаривает: «Эта мне рука не надобна,

– Трепала она, рука, Афромея царя»;

А второе ученье – ноги ей отсек:

«А и та де нога мне не надобна,

Оплеталася со царем Афромеем неверныим»;

А третье ученье – губы ей обрезал

И с носом прочь: «А и эти губы мне не надобны,

Целовали они царя неверного»;

Четверто ученье – голову ей отсек

И с языком прочь: «Эта голова мне не надобна,

И этот язык мне не надобен,

Говорил со царем неверныим

И сдавался на его слова прелестные!»

Втапоры Иван Годинович

Поехал ко стольному городу Киеву,

Ко ласкову князю Владимиру.

И будет в городе Киеве,

Благодарит князя Владимира

За велику милость, что женил его

На душке Настасье Дмитревне.

Втапоры его князь спрашивал:

«Где же твоя молодая жена?»

Втапоры Иван о жене своей сказал,

что хотела с Вахрамеем царем в шатре его убить,

за что ей поученье дал, голову срубил.

Втапоры князь весел стал, что отпускал Вахрамея царя,

своего подданника, в его землю Загорскую.

Только его увидели, что обвернется гнедым туром,

поскакал далече во чисто поле к силе своей.

 

Источник: Древние российские стихотворения, собранные Киршею Даниловым. Издание подготовили А. П. Евгеньева,Б. Н. Путилов. М., 1977. №16.

Русские былины. Былины о русских богатырях.

Читайте также: